Препарация Белоснежки.
Скальпель, зажим, пинцет и пила.
Холод операционного стола.
Эндшпиль пешки в тени ферзя,
и большего об этом сказать – нельзя,
поэтому выпьем и помолчим.
Гастрит, эмфизема и триппер.
Я бы, наверное, ещё выпил.
Это тело не знало морщин,
post mortem ему как пощёчина.
Она была красивой? Очень. Очень,
но скальпеля не обманет лоск.
Трепыхание мотылька,
которое ощущает рука –
это чувство выносит мозг.
От сплетения до пупка
зияет отверстие;
призрак зависти дышит в спину.
Пахнет яблоками и формалином,
и это – самое мерзкое.
Любовь пахнет угольной пылью.
«Отравление», - скажут врачи,
«никакого насилия».
Выпьем ещё по одной. Помолчим.
Телу гореть. Не в аду. В печи.
До свидания, милая;
ощущения гнома, спускающегося в каменоломню –
запомню.
Всё, что мне остаётся – труха.
Эфемерность идеи, концепт.
Память. Кротовые норы стиха.
Задумчивость на лице.
Это сложная сеть, которую я плету
в стремлении избежать
этой реальности, но крика во рту
ладонью не удержать.
16.02.11.